Герои нового времени

Портреты и истории десяти добровольцев, воюющих на востоке страны за единую Украину.

Главным феноменом, который родил Евромайдан, стали добровольцы — люди, которые по собственной воле отказались от радостей обычной жизни ради достижения общенациональной идеи — построения европейского государства. Ради этого они самостоятельно выходили на Майдан, где кормили, лечили протестующих, а также сами участвовали в протестах. Из восставшего Киева добровольцы перекинулись в зону АТО.

Две недели провели в зоне АТО, собирая истории добровольцев. Береза живет в Киеве и работает в НВ. Маслов живет в Нью-Йорке и снимает для The New York Times, New York Magazine, Billboard, Wall Street Journal и других.

За это время журналисты побывали в Сватово и Счастье Луганской области, подобрались почти к самому аэропорту Донецка, съездили на базу Азова в Мариуполь, посетили военный госпиталь в столице и, главное, собрали множество данных о тех, кто бросил свои теплые насиженные места ради лучшего будущего для страны и своих детей. Некоторые из них из соображений безопасности просили не называть их фамилии. Десять самых ярких историй этих добровольцев редакция и собрала в спецпроект Герои нового времени.

Саша Херсонец.

Батальон Айдар, Луганская Область

Я обычный парень и не принимал никакого особого решения идти на войну. Я просто выполняю свой мужской долг — защищаю родину. Не хочу, чтобы всю страну забрали у нас так, как Крым.

Айдар я выбрал потому, что он единственный из всех добровольческих батальонов не подчиняется милицейскому начальству — только армии. Это меня и привлекло.

Кстати, сам я в армии не служил. Всему учиться пришлось здесь, на месте. Сперва было страшновато, как говорится. Но потом привык.

Вот последние две недели провел на ТЭЦ в поселке Счастье [место в Луганской области, где сейчас идут ожесточенные бои]. Там не то чтобы страшно… просто нервно очень. Все время нужно быть начеку. Это очень утомляет и изнуряет. А так все нормально.

Самое неприятное — оказаться в ситуации, когда в тебя стреляют, а ты ничего не можешь сделать. Только наблюдаешь, как одного товарища теряешь. Второго. Третьего. Так было в Новосветловке, например, где нас обстреливала артиллерия. Да и много где еще.

Семья моя вначале не знала, где я. Сказал им, что на заработки поехал. А теперь знают уже, конечно. Кричали сперва, требовали домой вернуться. Но уговаривать меня бесполезно. Я отсюда не уеду. Пойду в отпуск дней на десять, отосплюсь немного — и назад.

Богдана 21 год,

Полтавчанка. Батальон Айдар, Луганская область

Сперва добровольцем в Айдар ушел мой отец. Меня почти не было в Киеве на Майдане, поэтому я решила помогать на войне. С начала лета ездила сюда в качестве волонтера. Садилась в машину и везла продукты, лекарства, одежду. А в какой-то момент решила остаться. Хотя дома у меня и работа, и учеба, и мама, и племянница, которой нужно помогать.

Быть одной из немногих девушек на войне приятно — ты для всех сестра и подруга. Тебя нужно защищать, оберегать, помогать. Здесь каждый отдаст мне, да и женщине вообще, свой жилет, каску и даже жизнь, если понадобится. Так что отсутствие горячей воды, нормального туалета и теплых батарей на этом фоне ничего не значат. Такие мелочи.

В боевых действиях я участия не принимаю, и на передовую с посылками меня не пускают. Поэтому бояться мне нечего. Разве только обстрелов по дороге в Счастье. Но к ним быстро привыкаешь.

После того как я начала ездить сюда, в АТО, дома мои старые друзья и ровесники отсеялись сами собой. У них в голове сейчас совсем другое — погулять, заработать, купить. А у меня — найти деньги на обувь или медицину для моих пацанов. Наши дороги и интересы совсем разошлись. Зато у меня появились новые друзья. Боевые.

Вячеслав

39 лет, харьковчанин. Батальон Донбасс, тренировочная база правого сектора, Днепропетровская область

Бороться за Украину я начал сразу после первых убийств на Майдане. Вступил в 14-ю, самую боевую сотню Самообороны. После победы Майдана вернулся в родной Харьков, где тогда уже было очень неспокойно. Там тоже записался в местную самооборону. Помните парня, которого избивала ногами женщина у метро? Так это мой товарищ. Я в тот же день получил на той акции легкую контузию. Каска спасла.

На войну сперва ездил как волонтер. Бывал в Славянске, Счастье, на горе Карачун. Три раза приходил в военкомат. Подготовка у меня после армии была нормальная, но на войну не брали из-за давно погашенной судимости. Когда увидел, что 20-летние девчонки в Айдаре в бронежилетах и с автоматами идут на передовую, а я им печеньки вожу, стало не по себе. Решил идти воевать. Записался в подразделение Купол при батальоне Донбасс. Мы воевали в Артемовске, Попасной, Курахово. Оттуда попали в Иловайск. Отправили нас на зачистку уже взятого Красноармейска, а попали мы в ад. Сутки кружили вокруг Иловайска без еды и боеприпасов. Там все было… не очень хорошо. И похоже на слив патриотов.

Поэтому теперь я решил перейти в ДУК [Добровольческий украинский корпус, формируемый Правым сектором]. Тут не сливают, а дорожат бойцами.

За время службы в батальоне Донбасс я получил только бумажное удостоверение бойца, а наши раненые получали по 5 тыс. грн. Поэтому, как вы видите, материальные ценности меня не интересуют. Я хочу, чтоб страна была единая, нормальная, чтоб сын вырос в демократическом государстве с нормальными законами. Ему сейчас почти семь. В первый класс пошел. Хочу, чтобы вся эта зараза не распространялась по всей стране. Для этого мы и идем на передовую.

Таня лыка

22 года, ВМГ-59, город Сватово, Луганская область

На войну я попала по объявлению.

Увидела его в нашей больнице, где работала на заборе крови. Проводился набор добровольцев в военной-полевой госпиталь. Я сперва подумала, что, вероятно, не потяну ни морально, ни физически. Ведь два года моего стажа — это слишком мало. Полдня эта мысль меня не покидала. Позвонила маме и сказала: «Хочу». Она уже знала, что перечить мне бесполезно, и отправила к отцу. Он только спросил: «Тебе что, дома не сидится?»

В итоге я в тот же день и записалась. На следующий мне вручили повестку. Через сутки я уже была в госпитале. Через десять дней — тут. И вот так уже два месяца.

Мне очень повезло с родителями. Они поддерживают все мои начинания, никогда, в отличие от других, не просят вернуться поскорее домой. Всегда говорят: мы знаем, что ты там не зря. И это правда. Я получила бесценный опыт: ведь сейчас здесь работают лучшие врачи нашей области. Стоять рядом с ними в реанимации — большая честь.

На гражданке я не чувствовала себя нужной, а тут мои силы необходимы, востребованны. Видимо, поэтому мне хотелось сюда и не хочется обратно.

Я думала, что еду в поле к трупам и оторванным рукам и ногам. Что

буду есть раз в неделю и звонить домой раз в месяц. А мы попали почти в санаторий. Бытовые условия, конечно, не сахар, но ради парней, которые сюда попадают, стоит потерпеть. Ни у кого из них не бывает ни слез, ни истерик после тяжелых операций, ампутаций.

Когда им называют сроки реабилитации, они страшатся не инвалидности и предстоящих мучений, а разлуки с боевыми друзьями. Ради таких людей стоит тут быть.

Оглядываясь назад, ни близость передовой, ни обстрелы госпиталя, ни двое с половиной суток операций без отдыха не кажутся такими уж страшными. Тяжело было лишь однажды — когда узнала, что в харьковском госпитале погиб 19-летний парень из Айдара, которого мы вернули с того света. Не уберегли они его.

Алексей бык

Киевлянин. Дук, тренировочная база правого сектора, днепропетровская область

Я реально устал читать новости с фронта. А еще и самому делать их, сидя в Киеве, вообще невозможно. Не хотелось оставаться наблюдателем главных событий в стране. Ну и вторая причина, как говорит мой дед: хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам.

Сначала я пытался записаться добровольцем в армию. Мне много раз обещали перезвонить, но этого так и не случилось. В результате решил идти в батальоны. Чуть было не стал членом Айдара, но там что-то затянулось с ротацией. И я оказался тут. Меня знали не последние люди в этой организации, поэтому проблем не было.

Думал, побуду и вернусь. Потом понял, что кататься нет смысла.

В армии я не был, поэтому все пришлось осваивать на месте. Я не такой уж и крепкий вояка, но посильный взнос делаю.

В мирной жизни я был парламентским корреспондентом и вращался в одних кругах с негодяями. А здесь я в этом плане как на курорте. Мне с этими парнями под Градами легче, чем с теми в ресторанах.

Сперва думал, что книгу тут буду писать, но нашлись дела поважнее. Только записки короткие набрасываю пока.

Мама до сих пор не знает, где я. Она не поймет. Будет волноваться. Стараюсь звонить, когда все спокойно, выдумываю что-то.

Во время первой революции [Майдана-2004] меня выгнали с работы за гражданскую позицию, на второй я пулю в голову поймал, а тут пока все нормально.

[Лидер ПС Дмитрий] Ярош меня не только не разочаровал, а и удивил. Я скептически относился к нему, как ко всем политикам, а тут появилось доверие. Потому что он реально под пули ходит. Он, как и мы,- только еще и отвечает за всех. За него парни в огонь и воду. Я тоже. Мы точно знаем, что он нас не подставит и не покинет. Если надо — погибнет с нами.

Я мечтаю поесть шашлыков на Красной площади, поэтому пока не знаю, когда домой. Эта война будет долгой. Потому что всем выгодна. Кроме тех, кто воюет.

Людмила Черновчанка. Батальон айдар, Луганская область

Я работала в Киеве на рынке, цветами торговала. У многих там забирали в армию детей. Все плакали. Рассказывали страшные вещи про фронт. А у меня трое взрослых детей, двое маленьких и трое внуков. Поэтому я решила пойти сама вместо них. Сыновьям и зятьям нужно заботиться о детях. Да и молодежь — она же горячая. Если бы воевали мамы, война бы скорее закончилась. Потому что они [молодые] не обучены, ничего не знают. А мы уже кое-что в жизни увидели.

Пока думала, идти или нет, позвонили и пригласили из Айдара. Я согласилась.

Я верующая, не пью, не курю. Поэтому меня сразу и назначили завскладом. Теперь я заказываю волонтерам все, что нам нужно. Кстати, консервы передавать на передовую нужно только в масле, а не в томате, они не портятся и не замерзают.

В реальности все оказалось не так жутко, как придумывают в Киеве.

Трупы кругом не валяются. Но все равно — страшнее их ничего нет. Отправляем с базы живых людей, а возвращаются они порой «двухсотыми». А еще горько, когда врут. Не делают того, что говорят. Мы столько людей положили, а нам приказывают отступить. И просто так все отдать? Новосветловку, Хрящеватое, Металлист. Теперь вот и Счастье. А дальше что? Всю Украину подарим?

В Киеве я была с тех пор несколько раз. Там совсем другая планета. Неудивительно, что правительство принимает там неверные решения. Если бы оно бывало тут лично, думало бы иначе.

Несмотря на то что я нахожусь здесь, ненавижу войну. Даже когда в нее играют дети с игрушечными пистолетами. Я всегда считала, что все можно решить мирным путем. Теперь вижу, что нет.

Позывной – Палий Харьковчанин. Батальон азов, Мариуполь

Я понял, что нельзя оставаться в стороне, когда в феврале начались расстрелы людей на Институтской в Киеве. Как только обострилась ситуация в Крыму, стал искать, к кому бы примкнуть. Вариантов было немного, самым приемлемым оказался Азов. Хотя тогда и названия такого не было еще. Были черные человечки. Я много лет знаю [командира Азова Андрея] Билецкого, ведь мы земляки. Выбрал этот батальон исключительно из-за человеческих качеств Билецкого. Может, он обидится, но наш командир — все еще как ребенок, верит в хорошее, доверяет людям. Тяжело переживает конфликты внутри коллектива.

Из военного опыта у меня только служба в советской армии. Но мы много тренировались на наших базах, и, возможно, именно поэтому во время штурма Мариуполя у нас не было ни одного погибшего. Я тогда был пулеметчиком и прикрывал наступление нашей группы на прославившемся в прессе бронированном КамАЗе.

Сейчас, когда приезжаю в Киев, где жил последние годы, меня все раздражает. Там [в столице] уже какая-то ненастоящая жизнь. Настоящая — тут. Здесь все чище, все быстрее, без примесей. Нет полутонов. И есть ощущение свободы.

Самой большой неожиданностью на войне для меня стала собственная реакция на опасность. Страха у меня вообще не было и нет. Я не помню, чтобы я боялся. Сам удивился. Мне не страшно. Просто стараюсь на совесть

выполнять свою работу. Это физиология какая-то, наверное. А вот за брата, которого я позвал служить в Азов, мне тревожно.

Дома у меня после развода осталось пятеро детей. Старшей 12 лет, младшей — три. Они еще слишком малы, чтобы понимать, где я и что происходит на самом деле.

О своем будущем после войны я совсем не думаю. Голова пока есть, руки тоже. Закончится все — тогда подумаю. А закончится, думаю, в Москве. И не потому, что я так хочу, а потому что все к этому ведет. Россия рухнет, как и иллюзии о ней у ее граждан. Мне их, кстати, даже жаль.

Николаи Микитенкс. Национальная гвардия, главный военный клинический госпиталь.

В Национальную гвардию я попал из 16-й сотни Самообороны Майдана. До революции был обычным киевским предпринимателем. Разведен. Дочка — студентка Киево-Могилянской академии. Сын — в Суворовском училище, то, что сейчас имени Богуна.

Я прошел отличную военную школу в армии, и перед отправкой на восток нас хорошо подготовили. Оказались мы с батальоном в Славянске. Мы знали, на что шли. Зачем? Родину защищать. Об опасности и смерти там не думаешь. Страх один — предательство командиров: лишь бы не слили.

Воевал я недолго. Меня ранили 29 мая, в тот же день, когда сбили вертолет с генералом Сергеем Кульчицким, начальником управления боевой и спецподготовки Нацгвардии. Он взорвался на наших глазах. До сих пор помню, как все тогда закричали. Он был настоящим боевым генералом. Его приездов ждали мы все. Он всегда выглядел как офицер. Пах дорогим одеколоном. И обнимал нас — грязных и потных. Если бы все командиры были, как он, мы бы давно победили.

Когда вывозили тела погибших в том вертолете, напоролись на что-то. Очнувшись, я не ощущал руки и ноги. Оказалось, серьезный перелом шейного позвонка.

Пять месяцев в больнице были хуже, чем время в АТО. Там все было четко и слаженно. Там я воевал и был нужен, а тут лежишь, как овощ, и смотришь, как привозят новых парней. Как только смог вставать и шевелиться — помогал бойцам-соседям по палате.

После ранения меня не бросили и не забыли. В первое время службы мы получали копейки, а потом мне, уже раненому, выплатили и боевые, и больничный, и с лечением помогали. И командир батальона лично навещал.

Пока мне нельзя еще прыгать даже с табуретки, но как только поправлюсь — сразу на фронт.

Маяка. Батальон Азов, Мариуполь

Вообще-то я приехал на Майдан, а не на войну. Собирался помочь в борьбе с коррупцией молодым парням из организации Січ, которые были как-то связаны с партией Свобода. Мне хотелось помочь Украине измениться к лучшему. Нет-нет, не потому, что она — плохая страна, просто руководство коррумпировано и служило Кремлю. Но я опоздал на несколько дней. Майдан закончился, и начались события в Крыму и на востоке. Увидев это, я принял решение остаться. Долго выбирал батальон с близкими ценностями и оказался в Азове. Потому что националистический. А для меня это [национализм] — любовь к людям.

Я приехал в Украину с пистолетом и понимал, что, возможно, мне придется его использовать для самозащиты, но не ожидал оказаться на войне, где стреляют из танков. Военный опыт у меня был — я долго работал в шведской национальной гвардии, прежде чем попал в строительный бизнес, так что тут он пригодился. В Мариуполе я стал инструктором и тренировал бойцов. При этом я ни слова не понимал ни по-русски, ни по-украински. Сейчас уже немного понимаю, но говорить не могу.

С Азовом я прошел Мариуполь, Мариинку, Широкино, Но-воазовск и Иловайск, конечно. Иловайск это, просто плохо. Не знаю, как у вас, но в

Швеции высшее военное руководство проходит многолетнюю подготовку, тренировку, практику, а вот насчет Украины я не уверен. Во всяком случае, это из того, что я лично там увидел.

К войне и к трудностям привыкаешь. Даже к тому, что погибают люди, а ты даже не можешь скорбеть о них, потому что надо идти дальше, выполнять новые цели, чтобы еще больше людей не погибло.

Привыкнуть я не могу только к той надежде, которая не оставляет украинцев. Приезжаем в разбомбленный город, и я думаю: «О, боже!», а пожилые люди там верят, что война закончится, дома отстроят — и все будет хорошо.

Если так будет, и я выживу, то женюсь. Она из Киева. Я встретил ее еще задолго до Азова, она меня уже шесть месяцев ждет.

Елена Белозерская. Киевлянка. Дук

Мне надоело болтать. Еще во время Майдана. Я там была с первого по последний день, но исключительно как журналист. Однажды, в самый горячий момент столкновений, поняла, что, если еще что-то произойдет, обычным наблюдателем я больше не буду. Так и случилось. Все мои друзья из Правого сектора понимали, что будут воевать. Я, конечно, тоже. Поехала я туда [в зону АТО] в конце апреля и вот только сейчас вернулась в Киев — меня делегировали на выборы. После них — сразу назад.

Воевать начала не сразу. Мы вначале сидели на базах и ждали, когда нас легализуют и вооружат. Но власть на это так и не решилась, поэтому мы правдами и неправдами добывали себе оружие. Только в июне появилась возможность вооружить группу для разведывательно-диверсионного рейда. Тогда и случился мой первый боевой выход.

Потом я принимала участие в боях за Карловку, Авдеевку, в Песках, под Саур-Могилой. Из всех горячих точек не попала только в Донецкий аэропорт. Не пустили. Хотя у нас в Правом секторе деления на мужчин и женщин никогда не было. Слишком мало у нас людей и оружия. А у меня есть оружие, и я умею стрелять.

Несмотря на это, физическая подготовка у меня слабая, что очень мешало. Я единственная, кто в бой не надевает жилет, сложно носить его. И бегать наравне с мужчинами в полной экипировке мне тоже трудно. Это серьезная проблема. Я тренировалась немного, но когда ты весишь 50 кг и тебе уже не 20 лет, все дается тяжело.

Ожидание боя гораздо страшнее, чем сам бой, чем раненые и погибшие. Когда вечером узнаю, что утром на выезд — такой страх охватывает, противный, липкий. Ночь не сплю. Тяжело. Плохой сон. А когда выдвигаешься в дорогу, страх исчезает. А после боя вообще такой кайф, такая расслабуха.

Мне кажется, я совсем не изменилась. Ничего такого не чувствую. Уже в Днепропетровске войну оставляю за спиной и от громких звуков не вздрагиваю.

Думаю, война эта надолго, на несколько лет. Поэтому после выборов — сразу обратно. Партизанщина — это то, что я умею и люблю.